базовое, что можно позволить себе в камере два на три шага: наклоны, приседания, прыжки на месте, отжимания от тюремной койки и даже элементы танцев в качестве растяжки, которые практиковала еще в ранней юности.

На духовные практики обязателен был еще час: когда мысли приводятся в порядок, самовоспитывается контроль над паническими настроениями и добавляется баланс духа. Тут надо было вспомнить, за что стоит благодарить Всевышнего, а этого, по списку, оказывалось очень много: жива, дышу, ничего не болит – уже хорошо; двигаюсь, греюсь, – в камере было не больше 20 градусов, – прекрасно; ночью, когда выпустят ненадолго, смогу, даст Бог, дозвониться родителям, которые здравствуют, хоть им и бесконечно непросто, и в разы больнее от беспомощности помочь своему чаду, чем мне. Семья – это главное – вот за что стоит Бога благодарить. Такой настрой всю хандру сгонял махом.

И, наконец, развитие интеллекта. Французский философ Рене Декарт говорил: «Я мыслю, а следовательно, я существую», а Фрэнсис Бэкон, английский философ и историк, запомнился нам известным тезисом: «Знание – сила». Плюсуем одну максиму к другой и понимаем, что нужно постоянно интеллектуально совершенствоваться, чтобы жить. Так я и делала (и продолжаю до сих пор, кстати). В карцере у меня было всего 5 книг, причем все – религиозного содержания, и это не только и не столько молитвенники: в числе того, что мог через местного капеллана передавать мне отец Виктор, были великолепнейшие книги, к которым, признаюсь, без перчаток, будь я на воле, и прикоснуться бы не посмела: жития святых, датированные 1920–1930 гг., книги по архитектуре и истории церкви аналогичных периодов, изданные, очевидно, белой эмиграцией в Европе и США и бережно сохраненные в наших православных приходах за границей. Вершиной счастья был оказавшийся в моих руках альманах-путеводитель по восточнославянской иконописи. Я не пишу иконы, я их изучаю – от цветов до образов и, конечно, символизм полотен, а также где ту или иную икону в России можно посмотреть. Вернувшись в Россию, одну из своих поездок я посвятила Валааму, нашла там не только икону из путеводителя, но и осознала, что могу, хоть и дилетантски, но читать храмы. Образы ведь передают нам информацию, а также состояния тех, кто на них изображен. Перчаток для ценнейших книг, как несложно догадаться, у меня в карцере не было, так что со всей аккуратностью и пиететом я начала не только читать эту литературу, но и составила образовательную программу, делая конспекты по каждой из книг: запоминается лучше, когда не просто читаешь, но и фиксируешь материал. То, что было на английском, я тщательно переводила, выписывая слова в тетрадку-вокабуляр, как учили в школе. Стоит ли говорить, что сейчас эти ценнейшие знания обогащают мой внутренний мир? Думаю даже: слава Богу, была эта тюрьма и изоляция, иначе бы точно на такое в жизни никогда бы не нашла времени. Итак, мы не можем изменить обстоятельства, но реакция – в наших руках.

Прошли ковидные времена, и изоляция сменилась другим вызовом – началом специальной военной операции, по сравнению с которым сейчас многие скажут, что ковид был лишь «разминкой». СВО – настоящая проверка на прочность каждого из нас в своей роли и своей мере.

Кто-то ушел на фронт, кто-то остался помогать в тылу, а кто-то встал в стороне —…впрочем, их мы оставим за скобками, они упоминаний недостойны, их еще настигнут муки совести от осознания подлого и предательского поступка, малодушничанья… Сосредоточимся на тех, кто, испив чашу испытаний, стал другим, и на их родных, которые, подчас, не узнают папу, супруга, брата или друга после его возвращения с фронта.

А вы знаете, что в тюрьме есть запретная фраза? Причем в любой тюрьме – в российской, американской, китайской – не важно; она же запретна среди болеющих людей. Вернее, скажем, говорить ее в адрес заключенных или пациентов стационара можно, но как минимум нам будет больно, а как максимум – ждите агрессии в свой адрес. Эта фраза – «Я тебя понимаю». «Ты не понимаешь» – будет вам ответ, выраженный вербально или сохраненный в мыслях – в зависимости от выдержки каждого. И правда ведь – чужой животик не болит, говорили нам в детстве, обучая при этом правильной эмпатичной реакции, если близкий человек болен. Так же и с заключенными – ну как можно понять их тому, кто на своем опыте таких страданий не испытал? Никак. Тогда не надо произносить формальных фраз, которые сразу будут отвергаться как ложь или формализм. Многие бойцы СВО говорили мне, что их тоже триггерят такие фразы даже от членов семьи, ведь они в вправду не понимают, и не будут, и не смогут. А их супруг, в свою очередь, раздражает это же от знакомых и друзей, у которых на фронте никого, а они тебе: «Я тебя так понимаю…». Что же с ними – подумали вы сейчас, – что с нами не так? Все нормально, просто у каждого человека в той или иной степени после тяжелого стресса есть реакция, и это совершенно нормально. В психологии это называется «посттравматичское стрессовое расстройство». Моя задача – не научить вас, как быть, тем паче, повторюсь, я не специалист ни по изоляции, ни по лечению психологических травм. Могу лишь рассказать, как с этим справляюсь я сама. Возможно, кому-то мой опыт будет полезен. Мне же станет лучше, потому что, помогая людям, я обретаю невероятную радость и душевный покой. Итак, понять людей, переживших тяжелые минуты жизни, нельзя, но можно принять как есть. Не пытаться помочь, а потом обижаться, обманываясь в ожиданиях, что нам не нужно сочувствие, а уже тем паче жалость. Просто принять нас, послушать, если нам хочется что-то сказать, не пытаясь делать вид, что все у нас как прежде, ведь мы вернулись другими. Это факт.

Когда я вернулась в родительский дом, на Алтай, первой и естественной реакцией моих родителей было сделать вид, как будто ничего и не было. Но ведь было: тюрьма, пытки, боль, слезы и страх.

Из песни слов не выкинешь, и пытаться притворяться, что ничего не произошло, – вызывать только боль от ощущения обмана. Помните знаменитое «В одну реку нельзя войти дважды»? Это изречение, которое мы давно стали считать чуть ли не частью фольклора, принадлежит – Гераклиту Эфесскому. Он же автор и другого афоризма: «Все течет, все меняется». Глубокий философский смысл фраз в том, что мир подобен потоку воды, а раз реальность текуча, то не стоит даже надеяться застать ее в том же состоянии, в котором